"Никакое знание не может быть достаточным без опыта"
Роджер Бэкон
Подобно Альберту и прочим своим современникам, Роджер Бэкон (1214-1292), член монашеского
ордена францисканцев, опирался в своих научных изысканиях на философию
Аристотеля. При этом он не только черпал мудрость из философских наблюдений и
рассуждений, но и, подобно тому же Альберту, придавал большое значение
эксперименту. Но следует помнить, что сегодня мы вкладываем в понятие опыта
совершенно иной смысл, чем оно имело в средние века. Например, Бэкон утверждает:
"Мы установили на опыте, что звезды вызывают рождение и распад на земле, как это
очевидно всякому". Для нас это вовсе не столь очевидно, и мы вправе задаться
вопросом, каким образом Бэкону удалось на опыте обнаружить мистическое влияние
звезд на жизнь и смерть человека. Но брат Роджер не долго думая делает вывод:
"Поскольку мы установили на опыте то, что еще раньше сделали очевидным философы,
из этого непосредственно следует, что все знание здесь, в мире дольнем, покоится на могуществе математики".
Еще одним примером своеобразного подхода Бэкона к научному эксперименту служит
его опыт с орешником. В своей книге "Об опытной науке" он предлагает отделить от
корня орешника годовалый побег. Эту ветку следует расщепить вдоль и вручить
части ее двум участникам опыта. Каждый должен держать свою часть ветки за два
конца; две части ветки должны быть разделены расстоянием в ладонь или в четыре
пальца. Через некоторое время части сами по себе начнут притягиваться друг к
другу и, в конце концов, воссоединятся. Ветка снова станет целой!
"Научное" объяснение этого феномена, "более удивительного, чем все, что мне когда-либо
доводилось видеть или слышать", Бэкон заимствует у Плиния, полностью разделяя
взгляды последнего: некоторые предметы, даже будучи разделены в пространстве,
испытывают взаимное влечение.
Такое объяснение основано на принципе симпатической магии: подобное притягивает подобное. Но если бы кто-то сказал
Бэкону, что это – магия, он был бы весьма удивлен, ибо свой рассказ о чудесных
свойствах орешника он завершает следующими словами: "Это удивительное явление.
Маги проводят этот опыт, повторяя всевозможные заклинания. Я отбросил эти
заклинания и обнаружил, что передо мной – чудесное действие природных сил,
подобное действию магнита на железо". Таким образом, по мнению Бэкона, маги –
недостойные шарлатаны: они бормочут заклинания, хотя отлично знают, что
демонстрируют природное явление – "как это очевидно всякому"! Такого рода
"наблюдения" часто встречаются в сочинениях Бэкона: он осуждает магию, сам при этом будучи магом.
Труды Бэкона отличает живость стиля, редкостная для эпохи расцвета схоластики, а
благодаря своему нетерпению, сочетающемуся с необъяснимой прозорливостью, брат
Роджер подчас делает поистине удивительные предсказания. "Во-первых, я расскажу вам,
- пишет он в одном из писем, – об удивительных делах искусства и природы.
Затем я опишу их причины и форму. Никакой магии в этом нет,
ибо магия слишком низменна по сравнению с такими вещами и недостойна их.
А именно: можно делать навигационные машины, гигантские корабли для рек и морей.
Они движутся без помощи весел; один-единственный человек может управлять ими
лучше, чем если бы на борту была полная команда.
Далее есть также повозки, которые движутся без лошадей и с колоссальной
скоростью; мы полагаем, что таковы были боевые колесницы древности, оснащенные серпами.
Можно также делать летающие машины. Сидящий посередине человек управляет чем-то,
от чего такая машина машет искусственными крыльями, как птица.
Можно сделать маленький прибор для спуска тяжелых грузов, очень полезный на
крайний случай. С помощью машины высотой и шириной в три пальца, а толщиной и
того меньше, человек мог бы уберечь себя и своих друзей от всех опасностей
тюрьмы, и мог бы подниматься и опускаться.
Можно сделать и такой инструмент, с помощью которого один человек сможет
насильно тащить за собой тысячу упирающихся людей; точно так же он может тянуть и другие предметы.
Можно построить машину для подводных путешествий по морям и рекам. Она
погружается на дно, и человеку при этом не грозит никакая опасность. Александр
Великий пользовался таким приспособлением, о чем сообщает астроном Этик. Такие
вещи делались уже давно и делаются до сих пор, за исключением, пожалуй, летающей машины.
И бесчисленное множество других вещей такого рода можно произвести: например,
мосты через реку, которые держатся безо всяких свай, и прочие приборы и
приспособления, изобретательные и неслыханные".
Стоит ли удивляться, что Бэкону приписывались самые разнообразные изобретения и
открытия: порох, очки, телескоп и т.д.
При этом сомнений в существовании магии у него было ничуть не больше, чем у его
современников. Бэкон признавал и то, что отличить черную магию от науки не
так-то просто. Он считал, что натуральная магия, используемая во благо, имеет
право на существование. И если мы очистим его тезисы от тонкостей, с одной
стороны, и от грубых упрощений – с другой, то обнаружим, что концепция этого
схоласта не так уж далека от представлений античных философов: магия,
применяемая для благих целей, позволительна и именуется натуральной магией;
черную же магию, действующую во зло, следует осудить и отвергнуть.
Алхимия, – утверждает Бэкон, – родственна физике. Она имеет дело с цветом и
прочими субстанциями, с горением асфальта, с солью и серой, с золотом и прочими
металлами, и хотя Аристотель ничего не писал об алхимическом искусстве, его
необходимо изучить для понимания натурфилософии и теоретической медицины. С
помощью алхимии можно делать золото, а следовательно, искусство Гермеса способно
пополнить государственную казну. Кроме того, оно продлевает жизнь человека. Но в
области алхимии работают лишь немногие, и еще меньше таких, кому удается
производить опыты, продлевающие жизнь. Этого искусства достоин лишь мудрейший,
тот, кому ведомы тайны орла, оленя, змеи и феникса – животных, возвращающих себе
молодость при помощи сокровенных свойств трав и камней.
"Питьевое золото", согласно Бэкону, следует растворить в некой таинственной
жидкости, приготовить которую умеют лишь особо одаренные ученые мужи. Такое
золото лучше того, что встречается в природе, и того, что изготовляют алхимики.
Если его правильно растворить, оно окажет поистине удивительное действие. В
раствор следует добавить множество разнообразных ингредиентов. Необходимо "то,
что плавает в море... а также то, что растет в воздухе, цветок морской росы".
Затем нужна гвоздика – смесь листьев и частичек одревесневшего стебля с
небольшой долей цветков. Далее следует добавить то, что море выбрасывает на
сушу, – серую амбру. Наконец, самый важный ингредиент – змея, о чем упоминает
еще Аристотель. Тирийцы ели змей, приготовляя их особым образом со специями. И
последний штрих – косточка из сердца оленя, ибо олень – символ долголетия. Здесь
Бэкон вновь обращается к магическому принципу: подобное производит подобное.
Животное, символизирующее долголетие, должно продлить человеческую жизнь! Брат
Роджер считает эту смесь превосходным лекарством от старости и от всех болезней.
Он убежден, что с ее помощью можно продлить жизнь на несколько сотен лет. Он
лично знает человека, "у которого есть бумага от Папы, подтверждающая, что он
воистину достиг возраста патриарха".
Бэкон полагает, что столь невероятные вещи вполне адекватно доказываются таким
расплывчатым сообщением. А его слова о теоретической алхимии едва ли порадуют
того, кто желал бы изучать таинственное искусство Гермеса. Бэкон пишет, что в
этом искусстве разбираются очень немногие. Эти избранные не только не желают
делиться своими познаниями, но и вообще не хотят находиться среди тех, кого
считают глупцами, – ибо последние лишь играют словами закона и плодят софизмы.
Настоящие алхимики терпеть не могут тех, кто отделяет философию от теологии.
Кроме того, – добавляет Бэкон, – алхимические операции сложны и требуют больших
расходов, а потому даже многие из овладевших этим искусством не могут
практиковать его из-за недостатка средств. Да и книги по алхимии написаны языком
столь запутанным и туманным, что понять их почти невозможно. Своими элитарными
установками Бэкон способен вывести из себя даже терпеливого читателя. Он
восхваляет науку, описывая почти непреодолимые трудности, которые стоят на пути
у желающего заняться ею, и с презрением отвергает магию и все ненаучные методы.
Кажется, его мечта – чтобы все знание сосредоточилось в руках у нескольких
избранных "сверхлюдей", а еще лучше – у него одного.
Объявив, что все человеческое знание зависит от математики, Бэкон утверждает,
что благороднейшая из областей математики – астрология, которая должна находить
применение и в медицине, и в алхимии, и предсказаниях будущего. Особенно она
полезна в политических делах: если бы мудрецы внимательнее наблюдали за
звездами, недавно начавшиеся войны можно было бы предотвратить. Физический облик
человека определяется небесными телами в момент рождения; но и в дальнейшем от
звезд зависят все перемены, которые с ним произойдут: "В соответствии с
различными сочетаниями звезд человеческое тело всякий час меняется и побуждает
душу к различным действиям". Впрочем, звезды только склоняют и побуждают
человека к той или иной судьбе, но не предопределяют ее, ибо человек наделен
свободной волей. Бэкон пишет:
В соответствии с тем фактом, что некоторые знаки – огненные, горячие и сухие,
некоторые тела также воспринимают эту огненную природу. Из-за этого их называют
марсианскими, по имени этой планеты, а также связанными с природой Овна, Льва и
Стрельца. Тот же принцип верен в отношении прочих характеристик тел, знаков и
планет. Однако поименовать и отметить каждую вещь по отдельности в соотношении с
планетами и знаками – дело довольно трудное, и исполнить его невозможно без помощи Иудейских Книг.
Подобно рабби Моисею Маймониду (1136 – 1204), Бэкон верил, что основной источник
астрологических знаний – Священное Писание. Благодаря этому изучение звезд и их
влияния на земные дела становилось вполне легитимным занятием. Но точку зрения
Бэкона разделяли далеко не все: вопреки растущему влиянию астрологии на
средневековую ученость, официальное отношение церкви к науке о звездах было
скорее отрицательным. И все же Бэкон подразумевает, что философия (которую он
отождествляет с математикой и астрологией) в конечном счете приведет к тем же
выводам, что и теология, и подтвердит последнюю. Мало того, он утверждает, что
без астрологии – или философии – доктрина церкви неполна. В своем знаменитом
трактате "Opus Majus" ("Большой труд", или "Великое Делание") Бэкон говорит:
"Если наносится ущерб философской истине, то тем самым терпит убыток и теология,
задача которой состоит в том, чтобы использовать могущество философии – не
абсолютное, но ограниченное надзором Церкви, – в руководстве государством
верующих и для обращения предопределенных к тому неверующих..." А насчет
теологов, возражавших против таких идей, Бэкон замечает: "Но заблуждения их не
ограничиваются тем, что по невежеству своему они осуждают знание будущего,
добытое математиками: из-за части, отрицаемой ими по причине невежества, они
осуждают и целое". Так Бэкон вновь отваживается на довольно опасную похвальбу.
Брат Роджер верил в силу изреченного слова, объясняя это так:
Мы должны признать, что оно обладает великой силой; все чудеса при сотворении
мира были произведены словом. И особое деяние разумной души есть слово, в коем
душа ликует. Слова обладают великим достоинством, когда они произнесены с
сосредоточением и глубоким желанием, с правильным намерением и верой. Ибо когда
эти четыре качества соединяются, субстанция разумной души быстрее подвигается к
воздействию на себя самое и на внешние предметы в согласии со своим достоинством и сущностью.
Поскольку Бэкон утверждал, что эксперимент – единственный достоверный способ
проверки научных гипотез, можно предположить, что он пользовался суггестией или
гипнозом. Однако это тоже всего лишь гипотеза, ибо мы уже видели, чего стоят
некоторые его эксперименты. Таких же результатов, – продолжает он, – можно
достигать иным путем, без помощи благоприятного сочетания небесных тел и без
перечисленных "четырех качеств", а всего лишь посредством магических формул и
заблуждений ума. Но тогда это будет ненаучные чудеса глупых "старушонок",
которые не могут добиться указанных результатов иначе, как с помощью дьявола.
В сочинениях Бэкона нам то и дело бросается в глаза его ученая спесь и
презрение, которое он питал ко всему, что не выражено и не упорядочено с
достаточной ясностью. Противоречия Бэкон допускает только в вопросах теологии.
Например, он говорит о следующей тайне, вступающей в противоречие с разумом:
Христос – краеугольный камень, но Он же – центр, в котором сходятся двенадцать
апостолов. В религиозных вопросах Бэкон абсолютно ортодоксален, вся его жизнь и
ученые занятия были посвящены Христу. Все его открытия должны были служить
повышению авторитета Церкви и способствовать исполнению ее планов и замыслов. В
своей книге "Об опытной науке" Бэкон рассуждает о том, что Церкви стоило бы
обдумать применение научных изобретений в борьбе против неверующих и мятежников,
так как это позволило бы избежать пролития христианской крови. "...и в
особенности это следовало бы сделать ввиду грядущих бед во времена антихристовы,
которые, по милости Божией, удастся встретить легко, если прелаты и князья будут
поощрять изучение и исследование тайн природы".
В целом, воззрения Бэкона не носят того "фаустовского" характера, который подчас
приписывают ему исследователи-энтузиасты. Не был он и просветленным
провозвестником научной революции, гласом вопиющего в пустыне схоластики. Однако
в своей попытке объединить всю науку, мудрость и веру Бэкон создал уникальный
труд "Opus Majus", куда включил сведения, известные в ту эпоху многим, но
организованные и упорядоченные в согласии с собственными оригинальными взглядами брата Роджера.
Именно индивидуальная позиция, пожалуй, и является самой интересной
отличительной чертой его сочинений. По взрывам страсти, которые Бэкон порой
бывает не в силах сдержать, мы можем сделать вывод о том, какой чрезвычайной
чувствительностью обладал этот мыслитель, – и с каким трудом он подавлял эту
чувствительность, восхваляя сухие и скучные схоластические методы. Его
поразительные высказывания, действительно уникальные для того времени, овеяны
пророческим духом, совершенно чуждым науке (вопреки собственному заявлению
Бэкона о том, что все его открытия имеют сугубо научный характер). В этих
предсказаниях брат Роджер выразил сокровенные мечты всего человечества,
благодаря которым в конце концов и появились на свет описанные Бэконом великие изобретения.
Следующая глава ►
Содержание
Главная ► История & Пророчества