История и Пророчества

Заключение мирного договора с Францией

28 сентября 1708 года английский адмирал Лик взял штурмом порт Маон, расположенный на острове Майорка в Средиземном море. Впоследствии эта превосходная во всех отношениях гавань была оставлена за Британской короной согласно мирному договору с Испанией. В Маоне размещались военная база и склад боеприпасов, а также находилось некоторое количество военных кораблей, необходимых для поддержания достигнутого в ходе войны влияния в акватории Средиземного моря, с целью обеспечения торговли Англии с Левантом, устрашения морских пиратов и внушения уважения к Британской короне.

Столь близкое соседство англичан, естественно, не могло не обеспокоить папу Римского, пришедшего в неописуемый ужас при известии о появлении в 1708 году в водах Тирренского моря военной эскадры под командованием адмирала Лика, проследовавшей вдоль всего побережья Италии через Ливорно и Чивитавеккья до Неаполя, угрожая «Patrimonium» (епархии) апостола Петра до тех пор, пока папа не принял мудрое решение исполнить волю императора Иосифа и признать его брата (Карла VI – сына Леопольда I, короля Венгрии), находившегося в тот момент в Барселоне, королем Испании.

Подобную тактику нажима на Рим, посредством устрашающей демонстрации английского флота, Нострадамус называет «безжалостным ударом со стороны того, кто курсировал по Лигурийскому и Тирренскому морям. При этом пророк употребляет латинское название Барселоны – Барсина. Обратимся к 51-му катрену 5-й центурии:

«Англичане заключат новый союз
С жителями Дакии, Польши и Богемии,
Чтобы выйти за пределы Геркулесовых столбов,
Когда находящиеся в Барселоне и Тирренском море станут участниками опасного заговора».

Надо заметить, что императорский титул звучит следующим образом: император (Rex) Германии, Венгрии, Богемии, Далматии, Хорватии и Славонии. Небрежность Нострадамуса, упомянувшего Дакию, Польшу и Богемию вместо Далматии, Венгрии и Богемии, впрочем, вполне простительна, поскольку вся Нижняя Венгрия является лишь частью большого региона, некогда носившего название Дакии. Для нас достаточно осветить смысл слов Нострадамуса, а именно, что между королем Карлом VI26), находившимся в то время в Барселоне, служившей королевской резиденцией, и англичанами был заключен пакт, предоставлявший англичанам весьма выгодное право неограниченной торговли с Новой Испанией. И если до сего момента Нострадамус оставался безразличным наблюдателем, то в этом случае он негодует по поводу того, что английский военный флот, безраздельно господствовавший в водах Средиземного моря, вынудил Папу Римского уступить воле императора Иосифа и признать Карла VI законным королем Испании.

Однако, устраивало это Нострадамуса или нет, но неминуемо должно было произойти все то, что и произошло. Командующий английскими вспомогательными подразделениями в Каталонии, отважный генерал Стэнхоуп, заключил с королем Карлом VI в Барселоне договор, благоприятный для англичан и суливший им громадную выгоду в том случае, если Карл надежно укрепится на испанском престоле. Выражение Нострадамуса «Выйти за пределы Геркулесовых столбов» также требует пояснения. Согласно преданию, Геркулес (он же – Геракл), переправившись через Средиземное море с востока на запад и достигнув пролива, где расположены Сеута, Гибралтар и Кадис, повелел соорудить на Гадитанском острове две большие сторожевые башни, сохранившиеся до наших дней, с надписью «Non plus ultra» (ни шагу далее), как бы говоря, что далее к западу все усилия найти сушу бесполезны.

После того, как в 1492 году Колумб, а в 1499 году Америго Веспуччи открыли испанцам доступ в Америку, где были найдены богатые серебряные копи, изображение Геркулесовских столбов с надписью «Plus ultra» (дальше) появилось на серебряной монете, отчеканенной в Перу (Южная Америка). Тем самым испанцы хотели показать, что монета отчеканена в районе, расположенном западнее Геркулесовых столбов. Следовательно, выражение «Выйти за пределы Геркулесовых столбов» означает не что иное, как отправиться торговать в Америку или Ост-Индию.

13 марта 1713 года в Утрехте был, наконец, подписан мирный договор с Францией, согласно девятому пункту которого король Франции брал на себя обязательства срыть укрепления Дюнкерка и засыпать часть гавани без права их восстановления даже в самом отдаленном будущем. Этот пункт был включен по настоянию английского парламента, уже в течение нескольких лет призывавшего к подобной акции ввиду гигантского ущерба, причиненного английским купцам дюнкеркскими каперами, а также всех опасностей, подстерегающих Англию до тех пор, пока Франция будет обладать подобным укрепленным портом на побережье Фландрии. Срытие укреплений города, действительно, было осуществлено, равно как и засыпание землей большей части гавани, однако хитроумные французы свели «на нет» далеко идущие планы англичан, прорыв канал, а именно отведя воды реки, устье которой было расположено рядом с Дюнкерком, милей дальше, к Мардику, с целью образования нового устья и новой гавани, по своим размерам превосходившей старую. Этот факт, конечно, не укрылся и от пророческого взгляда Нострадамуса, поскольку в 4-м катрене 6-й центурии он пишет:

«Кельтская река (в северной части Франции) сменит берега
И не будет более протекать через город Агриппины (являющейся французской колонией):
Все, за исключением языка, оставшегося прежним, изменится,
превратившись в вертеп, Сатурн в знаке Льва, Марс в знаке Рака».

Упоминая часть Франции, омываемую водами Атлантического океана от Ла Манша до Испании, Нострадамус использует название «Galliam Aquitanicam» (Галлия водная, или Аквитания) от латинского «Aqua» (вода), в данном случае означающего воды мирового океана. Упоминая территорию, расположенную на побережье Ла Манша и в северной части Франции, Нострадамус прибегает к выражению «Galliam Celticam», с которым мы уже сталкивались, когда речь шла об опальном кардинале де Буйон, названном Нострадамусом «Кельтским прелатом». В данном случае Нострадамус следует территориальному делению Франции, имевшему место в эпоху Августа. Причем, римляне называли Нидерланды «Galliam Belgicam» (Галлия Бельгийская), будто речь шла о третьей части Франции, однако тот факт, что население всех семи провинций Нидерландов до настоящего времени говорит на немецком языке, служит недвусмысленным свидетельством того, что скорее уж они могут называться «Germania inferior» (Нижняя Германия), но никак не «Gallia Belgica». К тому же территории, завоеванные Францией в Нидерландах и присоединенные к Французской короне, все же не настолько значительны, чтобы при описании одного из районов Нидерландов, принадлежавших Франции, Нострадамус счел возможным использовать это третье название, предпочитая для всех завоеванных областей собирательное «Gallia Celtica» (Кельтская Галлия), означающее, собственно, северную Францию, включая Нормандию, Пикардию, Булонь и т.д. Заметим, что слово «Celticus» германского происхождения и соответствует немецкому «kalt» (холодный), подобно тому как «Belgicus» происходит от «belgen», a «Belgae» означает «Balger» (отважные воины).

Дюнкерк расположен на самом севере Франции. Желая намекнуть на реку, протекающую по территории Дюнкерка и впадающую в Северное море, название которой мало кому известно, Нострадамус считает достаточным сказать «река в Gallia Celtica», т.е. на севере Франции. Что касается Дюнкерка, то долгое время он представлял собой одинокую церковь, окруженную несколькими рыбачьими хижинами. Дюны образовывали естественные песчаные насыпи, препятствовавшие заливанию низин водой. Стечением времени эта первая церковь стала называться Дюнкерк ((Церковь на дюнах). Название города (немецкого происхождения) сохранилось до наших дней, даже несмотря на трудность, возникающую у французов при его произношении и написании. Город, многократно переходивший из рук в руки, последний раз был осажден и взят в 1658 году. С этого момента в течение четырех лет он принадлежал Британской короне, а в 1662 году был продан французскому королю, считавшему своим долгом заботиться о численности населения своей страны, процветании торговли и судоходства. Таким образом, в Дюнкерке был устроен арсенал и лагерь для французских военных судов и галер, а расположенный поблизости наиболее крупный во Фландрии торговый центр Лилль, или Рюссль, доставшийся Франции по мирному договору, стал использовать гавань Дюнкерка для отгрузки продукции своих мануфактур. Короче говоря, превосходное расположение Дюнкерка, покровительство французского короля и прочие выгоды, которые сулила торговля, вскоре убедили французов в том, что он по праву может называться французской колонией. Действительно, существовало немало городов, куда древние римляне отправляли на поселение из Италии своих колонов, вследствие чего подобные места получили название колоний с присовокуплением имени того, кто послал Колона.

В частности, когда супруге императора Клавдия, Агриппине, захотелось основать в Кельне на Рейне римскую колонию, город получил название «Colonia Agrippinensis» или «Colonia Agrippinae» (Колония Агриппины), впоследствии превратившееся просто в Агриппину. Причем, если название колонии без добавления имени (как употребление общего вместо частного) весьма распространенно, то обратное (употребление частного вместо общего) – явление довольно редкое. Говорят «Colonia» вместо «Agrippina», но весьма редко «Agrippina» вместо «Colonia», как в данном случае поступает Нострадамус, привлеченный эффектной рифмовкой французского слова «repine» (хищение, грабеж), соответствующего событиям, происходившим в Дюнкерке, и «Agrippine». Желая дать понять читателю, что «Агриппина» употребляется в данном случае не в качестве названия места, но в качестве имени нарицательного (колония), Нострадамус указывает на особенность, присущую всем новым колониям, а именно, сохранение или утрату прежнего языка в зависимости от того, какой процент населения: колонистов или прежних жителей – там преобладает. Естественно, что введение французского языка в обиход жителей, говорящих по-нидерландски, французам, которые никогда не жили там постоянно, представлялось весьма затруднительным, да и вообще невозможным, в связи с чем язык местных жителей остался без изменений. А поскольку не бывает так, чтобы новая колония сохранила обычаи колонистов вне зависимости от местных традиций, Нострадамус также указывает на то, что данный случай не является исключением. Ведь до того, как достаться французам, Дюнкерк представлял собой вертеп, служивший в военное время пристанищем для разбойников и морских пиратов – каперов. И хотя в периоды затишья здесь всегда было полно матросов, мирно переоснащающих свои корабли, с наступлением военного времени все они становились каперами, получавшими лицензию адмирала Франции на захват всех судов, следующих под неприятельским флагом.

Море было настолько переполнено французскими каперными судами, что число английских торговых кораблей, которым удавалось, избегнув опасности, добраться до Англии, едва ли не уступало числу захваченных в плен. Ущерб, причиненный Лондонской бирже каперными судами Дюнкерка, в двадцать раз превышал прибыль, вырученную от продаж. Именно это имел ввиду Нострадамус, говоря, что, став французской колонией, город превратился в разбойничий вертеп. Не следует, однако, полагать, что Нострадамус считал население Дюнкерка пиратами, флибустьерами, творящими морской разбой по собственному произволу без разрешения со стороны государства. В хрониках, относящихся к этому времени, указывается на принадлежность города королю Франции, но нет ни одного упоминания о том, что в гавани Дюнкерка был хотя бы один корсар или капер, осмелившийся выйти в море в поисках добычи без соответствующей лицензии. Гавань Дюнкерка, не менее всякой другой гавани Франции, была свободна от подобной напасти. Поэтому весьма уместно выражение Нострадамуса: «Toute transmue en rapine» (Все превратилось в вертеп), означающее, что город, из гавани которого в военное время выходит в море множество каперных судов с королевской лицензией, возвращающихся с богатой добычей, процветает, приобретая все большее количество судов, оснащенных с целью грабежа. И, наконец, выражение «Сатурн во Льве, Марс в Раке» указывает на время, ставшее для гавани Дюнкерка роковым, ибо подобная констелляция, которая бывает раз в тридцать лет, имела место именно в августе 1712 года, когда Франции пришлось клятвенно пообещать англичанам засыпать Дюнкеркскую гавань в обмен на обещание британских министров вернуть Французской короне города Фландрии (Рюссль и другие), что и было незамедлительно исполнено в следующем, 1713 году после подписания в Утрехте мирного договора.

Главная ► История & Пророчества